Худруку Московского театра мюзикла и главному культурному дипломату — 70 лет
В чем феномен Михаила Швыдкого? Почему к нему тянет? А все просто: для большинства его коллег от культуры (без обид) в 70 лет жизнь идет если и не под откос, то по накатанной колее без взлетов. Все уже случилось, произошло, ничего интересного. А у Швыдкого в 62 открылось второе дыхание: сколько хлопот в его молодом Театре мюзикла, сколько проектов, гастролей, и каждый новый спектакль — не калька предыдущего, но снова и снова преодоление, вызов себе, судьбе, жанру: смогу ли, справлюсь ли? О таких американских горках в 70 лет можно только мечтать. Тем более когда вокруг столько талантливой молодежи, которой он лично дал зеленый свет…
Читайте также:
«Мне повезло: я не стал никем»
— Михаил Ефимович, это великая вещь в жизни, когда человек сам под себя делает профессию. В сущности, вы не стали театроведом, вы не стали в чистом виде чиновником или телеведущим, но стали Швыдким. Как это получилось, что вы не стали…
— …никем? Я действительно не стал никем. Так бывает. Это, наверное, счастливая случайность, стечение обстоятельств, не могу это точнее определить. Да, я учился на театроведа, 18 лет работал в журнале «Театр», начал печататься в 1968 году в газете «Московский комсомолец»…
— Вот бы первую заметку отыскать…
— Пытались, но ее никто не может найти. Это мы с Машей Седых ровно 50 лет назад напечатали статью в «МК» под названием «Пять вечеров в один день» — это о спектакле, который поставил Сергей Арцибашев в Щукинском училище. Годом раньше, в 1967‑м, я начал работать на радио. Тогда же примерно вышел мой первый телевизионный спектакль — назывался «Рыцарский турнир», и мне 20 лет было. Так и шла жизнь — одно, другое, журнал, телевидение, Министерство культуры. Но… как ни странно, я везде и всегда был человеком со стороны. Посторонним.
— Но жизнь вас в итоге вознаградила.
— Наверное. Я 50 лет проработал на телевидении в том или ином виде, но никто не считает меня человеком телевизионным, представляете? Возглавляю академию, председатель совета учредителей премии ТЭФИ. Был первым руководителем и одним из ключевых создателей — вместе с Татьяной Пауховой — телеканала «Культура».
— А как же театр?
— Я восемь лет руковожу Театром мюзикла. Но в театральном мире в целом я все равно чужой. Все скорее считают меня сбрендившим либо бюрократом, либо критиком, который удовлетворяет свои фрейдистские тайные желания. Даже когда я был в правительстве — был министром культуры, руководителем агентства, — то и там не был, что называется, «человеком правительства». Наоборот, я в правительстве представлял среду — творческую. И вот в МИДе работаю уже десять лет. Бесконечно признателен своим коллегам, признателен Лаврову, который согласился принять меня на работу. Здесь я многому научился, перестал себя чувствовать человеком со стороны. И вроде бы меня признали за своего. Надеюсь.
— Да, но к чему-то же вы мысленно тяготеете, пусть в мечтах…
— Если бы я о чем-то и помечтал бы, то о том, как сосредоточиться на науке. Как на ней сосредоточены Алексей Бартошевич и Видас Силюнас, мои старшие коллеги и товарищи. С каждым из них знаком уже тоже полвека, даже больше.
— Вам темперамент не позволил стать ученым?
— Так сложилась жизнь. Все-таки жизнь театрального журналиста и жизнь ученого — это чрезвычайно разные жизни…
— Очень. Между ними пропасть.
— При этом я благодарен Мелитине Петровне Котовской, прежнему директору Института искусствознания, которая заставила меня защитить докторскую, что я и сделал в 1992 году, уже будучи директором издательства. Вы знаете, может, единственный стержень, который во мне есть, это то, что я преподаватель и преподаю где-то с 70‑х годов. Преподавал в ряде замечательных мест, например в Театре мимики и жеста для глухонемых артистов. Я им читал курс по изобразительному искусству. И однажды повел себя как дурак. До сих пор это помню, хотя прошло более полувека.
— А что вы им сделали?
— Я совершил ошибку, сказав им: «Готический собор — это как соната Баха». И понял, что тут-то я прокололся, потому что они глухонемые. А им же все переводили, шел сурдоперевод. И вот с тех пор я стал очень внимателен к собеседникам, к слушателям. Потому что легко совершить ошибку, о которой будешь вспоминать всю жизнь. После Театра мимики и жеста я читал лекции в ДК при тепловозостроительном заводе в Коломне. Затем отправился в Институт культуры в Улан-Удэ.
— Это и есть главная функция?
— Думаю, да. Я выступаю в жизни как просветитель. Это высокое слово, вроде как пастырь. Поэтому будем скромнее: я человек, который всю жизнь что-то рассказывал людям разными способами. Даже когда мы пели песни с Леной Перовой, все равно говорили публике какие-то важные слова. Равно как и сейчас говорим через Театр мюзикла. Так что просветительство — мой стержень, и я люблю это, наверное, больше всего. На самом деле всё люблю! Всё!
«Не хожу в театр, но читаю книги»
— Вы 18 лет писали о том театре — большом, советском, грандиозном. Нет у вас внутреннего разлома в восприятии того театра и современного?
— Видите ли, в чем дело, все равно есть хороший театр и плохой. Абсолютно никакой роли не играет, это театр реалистический, сюрреалистический, авангардистский — какой угодно. Для меня критерий один: трогает меня это эмоционально или нет, подключаюсь я к этому или нет, увлекает ли? И если спектакль вызывает во мне какое-то волнение, то я начинаю разбираться, что к чему. А если этого волнения нет, то дальше мне все равно, мастеровитый этот спектакль или нет. Профессиональный ли он, в тренде ли он, моден ли он, уже не важно, не-ин-те-рес-но.
— Сколько вы спектаклей за жизнь посмотрели?
— Начиная с 1968‑го… 20 лет работал театральным критиком на постоянной основе, в год смотрел по 300–320 спектаклей. За 20 лет — шесть тысяч разных спектаклей. За всю жизнь в общей сложности — десять тысяч. Плюс-минус.
— И что в сухом остатке из этих десяти тысяч?
— В сухом остатке — жизнь. Поначалу я ходил на всё, дети меня ненавидели, что я их буквально с семи лет уже таскал по театрам. Это любимая присказка детей: «Ты с нами не ходил в парк Горького, не катался на машинках, не свозил нас на чертовом колесе и не кормил нас мороженым. Зато ты нас водил в театр. Вот за это ты теперь должен выпить с нами пива и поговорить». Да, я любил театр очень. Это была жизнь. А теперь стал очень избирателен. Боюсь на что-то ходить. Слишком много знакомых, не хочу никого обидеть.
— Но любимые режиссеры остались?
— Есть. И режиссеры. И театры. И все равно к ним боюсь ходить. Скажу честно: мне интересно всё. Мне интересен Богомолов, хотя у меня сложное отношение к его пониманию театрального искусства. Мне всегда интересно, что делает Женовач, Карбаускис, Туминас. Но теперь я не на всё хожу. Куда большее удовольствие нахожу в чтении книг.
— И читаете регулярно?
— Еще бы. Читаю одновременно 5–6 книг. Это то, что меня держит в форме. И конечно, стараюсь ходить в консерваторию и в музеи. Понимаете, если даже в консерватории плохо играют Моцарта, то все равно это Моцарт. Или в музее точно не ошибешься — либо Рембрандт, либо Вермеер. Это ты сам уже будешь виноват, если что-то недомякитишь.
— В современном искусстве домякитить получается?
— Опять же что-то эмоционально трогает, что-то нет.
— То есть в восприятии искусства голова не должна работать, а только сердце?
— Ум — это хорошо, но… Понимаете, у меня есть навыки. Я могу любую лекцию прочесть о любом современном искусстве. Но это работает голова. А меня лично трогают какие-то эмоциональные прорывы, которые либо существуют, либо не существуют.
— И эта формула легла в основу вашего собственного Театра мюзикла?
— Приведу пример: на нашу «Принцессу цирка» приходят очень разные люди по своим интеллектуальным запросам. Так вот там есть дуэт Каролины и Пеликана, который советский зритель помнит еще по фильму 1958 года с Гликерией Богдановой-Чесноковой и Григорием Яроном.
— Эта сцена у вас разрослась до отдельного спектакля…
— Да, замечательно исполняют все эти классические репризы Алексей Колган вместе с Павлом Любимцевым… но дело в другом. Вот кто бы ни приходил: академики, самые рафинированные писатели, изысканнейшие художники-концептуалисты, — всем им может нравиться спектакль или не нравиться, но как только дело доходит до этой сцены, все они начинают ржать. С точки зрения юмора эта реприза не самая ценная, это не Рабле и не Свифт. Но есть правильная эмоция, которая точно ложится на любого человека. Поэтому я и люблю эмоциональный театр. Поэтому и занялся созданием Театра мюзикла… В нынешнем мире даже при наличии любых развлечений, при наличии интертеймента настоящих эмоций очень мало. Люди мало общаются по-настоящему. Всё очень ритуально, поверхностно, «по-светски»; так же поверхностно, как мы общаемся с Интернетом. Как говорится, много званых, мало избранных. И осознание этого стало толчком к рождению нового театра…
— Хотя в момент его рождения вам было 62 года…
— Вот представляете? Ни с того ни с сего, с какого-то странного стечения обстоятельств я в 62 года начинаю заниматься созданием музыкального театра на пустом месте. Не имея опыта. Я помню недоуменные лица артистов, когда мы им пытались читать нечто под общим названием «Времена не выбирают». Я видел, что они не верят, что наша идея — Театр мюзикла — когда-нибудь воплотится. Никто не верил, что у русского мюзикла может быть какая-то судьба.
«Соревноваться надо только с собой»
— Вы говорите, что поначалу к вашим музыкальным проектам относились с пренебрежением?
— С абсолютным. Надо сказать, что и сейчас выживать достаточно сложно. И дело не в критике, а в такой общетеатральной среде. Мы ведь не участвуем в битве или в гонке за призы. Мы участвуем только в одном: в соревновании, которое должно привести публику в зрительный зал. И это для нас самое важное. За нами не стоят мощные зрелищные империи, мы зависим только сами от себя. С другой стороны, это положение дел меня очень устраивает: мы делаем свой театр и ни на кого не оглядываемся.
— На вас уже оглядываются…
— Вот это точно. Я, например, год назад сказал в ряде интервью, что после «Принцессы цирка» мы будем делать мюзикл про телевидение. И вот буквально недавно в одной газете читаю про молодого режиссера, который собирается ставить по схожему сюжету: про девочку, которая выиграла конкурс на ТВ. Так что если у нас начали заимствовать сюжеты, значит, есть что заимствовать. Но, уверен, спектакли будут разными. Потому что у нас будет занята всё та же мощная цирковая команда из Монреаля, с которой мы делали «Принцессу цирка»…
— Но детали сюжета вы, понятно, не раскрываете? Тем более что слова уже крадут прямо изо рта…
— Я 50 лет проработал на телевидении, и за это время начинают складываться какие-то особые отношения. Так что это будет своего рода оммаж телевидению, мой поклон ему, хотя я не буду чрезмерно жалостлив. Что до краж идеи… Как ни странно, я не боюсь конкуренции. Я считаю, что конкурировать надо только с самим собой. Я никогда не был лучшим критиком, лучшим телеведущим, лучшим худруком театра… Потому что я никогда и вопрос так не ставил, никогда ни с кем не вступал в соревнование. Соревноваться можно только с собой. Ты можешь только то, что можешь. Но и то, что можешь, надо делать качественно. Вот и все. Вот мы — команда Театра мюзикла — стараемся всё делать качественно. Поэтому перед сентябрьской премьерой «Жизнь прекрасна» написали на здании: «Счастье здесь!».
— И не сомневались?
— Очень даже сомневались: а здесь ли оно? Но в итоге поняли, что да. Зачем публика идет в наш театр? Даже если она идет на «Преступление и наказание». Она идет сюда за счастьем. Ключевский написал фразу: искусство любят люди, которым не удалась жизнь. Но, поскольку в той или иной мере каждому из нас не удалась жизнь до конца, каждый из нас чувствует какую-то неудовлетворенность, поэтому все мы ходим в театр, слушаем музыку, читаем книжки. Это восполняет то, чего не дает реальная жизнь.
— А правда, что вы Андрею Кольцову, который выпустил нашумевший «Реверс», хотите поручить вторую работу?
— Андрей решил самореализоваться как режиссер и сделал все очень правильно, поставив «Реверс» — часовой спектакль на силовых трюках без слов. Половина актеров для «Реверса» найдена в процессе уличного отбора. И этим «Реверс» подкупает: люди с улицы делают то, что сделать как бы невозможно. Сейчас я хочу, чтобы Андрей с этой же командой сделал прямо перпендикулярный «Реверсу» проект. Такой веселый, цирковой, хореографический. Тоже без слов. В одном стиле с «Реверсом», но на другом сюжете. Так что планов множество. Вплоть до постановки ночной рэперской оперы… Мне очень важно, чтобы у нас зародилась команда «на вырост». И когда тебя окружает столько талантов, ты понимаешь, что жизнь действительно прекрасна!
Если Вы хотите, чтобы мы разместили Ваш уникальный материал на любую тему на нашем портале, присылайте тексты на почту news@novostibreaking.ru.
Подписывайтесь на наш Телеграм чтобы быть в курсе важных новостей.
