Накануне 100-летия Александра Солженицына на «Радио «Комсомольская правда» пришли наследники нобелевского лауреата, Ермолай и Игнат
ОТКАЗ РЕЙГАНУ
Читайте также:
– 45 лет назад вашу семью выслали из СССР, вы оказались сначала в Швейцарии, потом в США, но в итоге вернулись. Русский человек везде чужой?
Ермолай:
– Люди на разной стадии по-разному ощущают корни. Мне повезло в жизни: была возможность учиться в разных странах, работать по всему миру. Это помогает понимать, что есть разные контексты. Но сегодня я бы сказал, что не хотелось бы мне жить, не ощущая точку притяжения.
Игнат:
– Согласен. Отец ощущал себя, в первую очередь, русским человеком, заботящимся о судьбах России. Но во многих его произведениях есть призывы к самосознанию и к самоограничению. И обращены они не только к русскому человеку, а к любому думающему человеку мира.
Один век Александра Исаевича
00:00
00:00
– 36 лет назад президент Рейган пригласил в Белый дом советских диссидентов. Ваш отец сказал, что он не диссидент, а писатель и патриот. Как можно отказаться от встречи с лидером страны, куда эмигрировал?
Игнат:
– Читайте воспоминания Солженицына о западных годах изгнания. Белый дом себя повел некорректно. С самим приглашением путаница произошла. А отец себя не считал диссидентом, хотя он, может, им и был. Но самосознание его было не в том, чтобы рушить, а в том, чтобы противостоять преступлениям, происходившим в нашей стране.
– Нужна независимость, чтобы отказаться от приглашения президента супердержавы.
Ермолай:
– Отец выбрал ряд принципов и ценностей, которым всегда следовал. Он считал, что человек должен иметь собственную позицию. И быть полноценным гражданином со своей точкой зрения. Отталкиваться от своего понимания того, что хорошо и что плохо. Не ориентируясь на партии, президентов, политическую конъюнктуру. Не стараться вписаться в тот или иной политический момент, а гнуть свою линию. Он несколько раз отказывался от поездок интересных и выгодных, в том числе, в финансовом плане.
ЗВОНОК ЕЛЬЦИНА
– 28 лет назад в «КП» и «Литгазете» была опубликована знаковая статья «Как нам обустроить Россию?». Солженицын через много лет сказал: «Услышан я не был».
Ермолай:
– Это были посильные соображения. Которые в тот год не были услышаны большинством народа и нашими лидерами. И дискуссии в обществе, какого рода страну мы все хотим создать – так и не произошло. Какого формата общество? Федеративное ли государство или жестко централизованное? Глубокие вопросы не обсуждались.
Игнат:
– Он говорил, что нам надо определиться, что из СССР точно России не принадлежит и уходит, а что является естественной экономической, культурной зоной взаимодействия.
– СССР, как он и предсказал, распался, а Союза трех славянских государств и Казахстана «по Солженицыну» не сложилось.
Игнат:
– Но в экономическом пространстве Казахстан, Белоруссия и Россия рядом. Да, Украина отдельно. При том до 2014 года с ней тоже было много экономических связей.
Ермолай:
– Что касается местного самоуправления – отец считал, что надо больше ресурсов контролировать тем, кто ближе к местам решения вопросов. Люди сами должны ощущать в этом потребность. А государственная вертикаль в этом должна помогать.
– 26 лет назад у Ельцина и Солженицына была телефонная беседа — и отец ваш предложил Ельцину вернуть Курилы?
Игнат:
– Да, говорил. Это точно. И не только об этом. Но ведь этого не случилось. А историю островов Александр Исаевич изучал досконально. С 12-го века.
– Ельцин возмутился?
– Нисколько.
– Прислушался?
– Это спорный вопрос. Но что он слушал – это точно. Был долгий разговор. Около часа.
Ермолай:
– Отец смотрел на международную политику как на способ обеспечить выстраивание достойной жизни внутри страны. Если международная политика входила в конфликт с целями внутренними, сильно отвлекала ресурсы, он считал, это неправильным: надо сначала позаботиться о том, что у тебя дома. И в этом плане говорил не только о Курилах. А в целом о том, что многое в границах СССР было неестественным.
ОТКАЗ ОТ ОРДЕНА
– 24 года назад вы вернулись, проехав из Владивостока в Москву на поезде.
Ермолай:
– Невероятное для нашей семьи лето. Это была возможность много времени провести с отцом. За два с половиной месяца проехали через 17 городов. Эмоции невероятные – движение в пространстве с интересной динамической повесткой. Я открывал для себя огромную часть планеты, которая была той страной, в которой я родился. В каждом из 17 городов встречались с людьми. Отец коротко выступал, ему задавали вопросы. И потом час, два или больше подписывал книги. Вопросы были очень схожие. Это были вопросы людей, которые старались разобраться в том, что произошло. Все обвалилось, вот был какой-то мир, теперь его нет. Было ощущение, что страна ошарашена.
– Его просили: «Вы скажите Ельцину!!!»
Ермолай:
– Да, воспринимали, что он имеет доступ. Отец хотел до того, как встретиться с Ельциным, сформировать точку зрения о том, что происходит в реальности.
– Вы в купе собирались, обсуждали? Или он закрывался и записи делал?
Ермолай:
– И то, и другое. Он и записывал, и мы все время обсуждали. Темы были созвучны со статьей «Как нам обустроить Россию?». Говорил о том, как мы относимся к нашим согражданам, которые оказались на другой стороне границ. О необходимости быть к ним открытыми, помогать. Ведь многих разворачивали: нам тут самим сложно, чего вы тут приехали?
– 20 лет назад Александр Исаевич отказался от ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Он сказал, что не может принять награду от верховной власти, которая довела страну до гибельного состояния.
Ермолай:
– Он с нами обсуждал еще на Западе то, что происходит в стране. Размышлял, как выйти из коммунизма? Как перейти в новую форму? Вы не упомянули Горбачева, а отец считал, что его концепция перехода неверна. Был разочарован тем, как это задумано и осуществлено. Говорить, что рынок все сам разложит по полкам – такие вещи он считал неграмотными и необдуманными.
– Отказ от ордена – это демонстрация. Громкий укор власти?
Игнат:
– Отец специально не собирался никого позорить, ставить на место. Это был день его 80-летия. В тот же день состоялась премьера пьесы «Шарашка» Любимова на Таганке. Отец обещал там быть. И там была пресса. И не отреагировать было нельзя. Поэтому все получилось очень публично.
Ермолай:
– У отца точно не было чувства, что надо как-то подлаживаться или прислуживаться. Или как-то особо вежливо расшаркиваться и поклоняться власть имущим. Он часто говорил, что очень важная в жизни вещь – сохранять возможность независимой позиции.
ГОСПРЕМИЯ ОТ ПУТИНА
– В середине 90-х многие спрашивали вашего отца «а почему вам не пойти в политику»?
Игнат:
– Он говорил: не рассматриваю возможность для себя вступать куда-либо. Не приму никакой публичный пост. Хочу иметь возможность говорить, как я вижу ситуацию, от себя. И моя роль другая. Историка, писателя.
– 11 лет назад после присуждения Госпремии к вашему отцу приезжал Владимир Путин. Александр Исаевич себя чувствовал неважно, но держался. И позже президент сказал, что Солженицын мог быть не согласным с властью, но государство для него было константой. Верное наблюдение?
Ермолай:
– Он считал, что у нации есть свое пространство географическое, культурное, и духовное, в котором нация дает себе возможность или не дает – через свое правительство – развиваться. Государство – это минимум, без которого хаос. Он насмотрелся этого хаоса – через пристальное изучение революций. Для него всегда вопрос был в том, кто готов помогать стране двигаться вперед, а кто нет. Это вопрос не личных его отношений, которые могли быть или не быть. Он поддержал бы любого, кто готов помочь России. И – критиковать тех, кто не готов.
– «Знаменитый человек почти всегда нормален» – это вы сказали, Игнат. Что значит «почти всегда»?
Игнат:
– Папа был человек – с точки зрения отношений в семье – с которым общаться легко. Относился очень серьезно к своему труду и к тому, зачем этот труд делался. А к самому себе у него такого отношения не было. Трепетного. С ним было просто и легко. Кроме того, что надо было утром не шуметь, чтобы он мог спокойно писать.
– Что из уроков отца пригодилось бы больше всего – спросили вас, Ермолай. И вы сказали «этика работы».
Ермолай:
– У отца в разных этажах дома были разные направления работы. Летом был маленький домик у пруда. Он раскладывал бумаги. «Красное Колесо» собрано по ниткам – и все из первых источников. Наталья Дмитриевна (жена А.И.Солженицына — ред.) была и помощником, и редактором. Мы носили от того места, где шел набор, туда, где отец писал, редактуру. Наша бабушка Екатерина Фердинандовна вносила в шрифтах правки. Был процесс. И нам с детства объясняли, что нельзя просто ничего не делать. Отец говорил: если ты будешь думать, что рабочая неделя – это способ заработать себе право на отдых на выходных, то ничего никогда не добьешься.
Этика работы также подразумевает – работа должна нравиться. Если тебе работа мучительна, то лучше найти другую.
Ермолай:
– Обязанность записать, проработать, высказать и так далее. Не только за себя, но и за тех, кто не успел сказать. За тех, кто погиб в ГУЛАГе. За тех писателей, в первую очередь, которые не смогли ни одной буквы опубликовать, потому что они оказались в гробу. Я печатал, набирал большие рукописи. По сотне страниц. Это была серия «Всероссийской мемуарной библиотеки». Мы росли. И наша работоспособность повышалась. И качество языка.
– Он тексты и писал, и надиктовывал?
Игнат:
– Я расшифровывал и его интервью, и другие тексты. Это было интересно и не так просто. Мы сами от этого получали пользу. Задавались вопросами, о которых еще не думали. Или касались только вскользь.
Ермолай:
– Я набирал, расшифровывал, у отца был мелкий почерк. Переписка отца с Лидией Корнеевной Чуковской. Все письма были сохранены. Я узнавал что-то про 60-е годы, что было мне неизвестно в американской деревне. Так родители приобщали нас к пониманию вопросов, которые для них были центральными.
ПОНЯТЬ ГУЛАГ
– Игнат, вы в 11 лет прочли «Архипелаг ГУЛАГ», Ермолай, а вы во сколько?
Ермолай:
– Мне было 13 или 14 лет. Это был рассказ о той главной теме, которая доминировала в нашей семье. Судьба России, по большому счету, историческая. И конкретно ее порабощение коммунизмом в советское время.
– И мальчики поняли все, что прочитали в этой взрослой книге?
Игнат:
– Наверняка не все. И сейчас я перечитаю «ГУЛАГ» – и до сих пор не все пойму. По-моему, эту книгу нельзя отложить. Когда я слышу мнение, что «я не смог дочитать «Архипелаг ГУЛАГ» до конца», мне это непонятно. Если у человека есть моральный компас, если ему не безразличен свой ближний, история своя же, как это может быть не неинтересно?
– Были сокращения «Архипелага» для Запада?
Ермолай:
– Профессор в одном из американских университетов предложил Александру Исаевичу издать «Архипелаг» в однотомном, сокращенном варианте для западного читателя. Отец согласился. С условием: вы предложите, но я хочу иметь право редактуры на это сокращение. Это был невероятный опыт ознакомления с материалом, в том числе, через взгляд западного читателя. Отец понимал, что пусть лучше люди коснутся темы, чем обязательно настаивать на полноте текста. Он предложил, как из 10-томного «Красного Колеса» можно представить двухтомную версию. Сам отбирал.
– Часть историков утверждают, что в «Архипелаге» информация о жертвах преувеличена, картина о репрессиях в России грубо искажена…
Игнат:
– Утверждения об искаженной картине – это ложь. Да, у отца в СССР не было доступа к архивам. Ему слали письма узники ГУЛАГа, труд о котором он закончил в 1968 году. Это опыт художественного исследования фактов того, что было. Но он, конечно, понимал, что неплохо бы иметь штат помощников и государство, в котором открыто можно узнавать о своем прошлом. Но этого не было.
Вопросы могут быть по цифрам. Но главный ли это вопрос?
Ермолай:
– Я вижу индикатор того, что не было этого осмысления, в том, что в современной художественной литературе России много книг пишутся людьми, которые родились позже, которые обращены к тому времени и стараются разобраться, что же там было. Пока мы не найдем способ, как это обсудить, осудить и понять, как с этим дальше жить, это будет сильный барьер на пути движения наше стираны вперед.
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
– В 14 лет Игнат уехал учиться музыке в Англию. Это не по-русски, скорее, по-американски. Что сказали родители?
Игнат:
– Без их согласия этого бы не произошло. Мы решили, что это правильный шаг. Необходимый для моего музыкального образования. Было немножко страшно. Отец сказал: «Вперед!». Специальных наставлений не давал. Он был не дидактический человек.
Ермолай:
– У нас с отцом были разговоры воспитательного характера. Мы учились, как в жизни быть, уже когда ему было за 60. Он был мудрым отцом. И не диктовал. Он задавал вопросы. Если я просил разрешение что-то сделать, он обычно спрашивал: «А что нового ты в этой ситуации узнаешь? А если бы ты не поехал, что бы ты другое сделал?». В разговоре я и сам приходил к решению, может быть, он немножко поднаправлял. Это был эффективный способ.
– Много лет вы вместе отмечали дни рождения, церковные праздники, пекли куличи, красили яйца…Отец руководил?
Игнат:
– Насчет пасхальных яиц – отец руководил битвами, которые происходили уже с крашеными яйцами. Острым или тупым концом. Обязательно чтобы совпадал конец. А красили без него.
Ермолай:
– Львиная доля быта и выстраивания дома, воспитания в бытовом плане детей, в изучении русского языка, стихов, (мы учили стихи, писали диктанты) – это была командная работа и папы, и мамы, и бабушки. Частью этого было то, что рядом была церковь, – в получасе езды.
– 18 лет подряд в Вермонте отмечали Новый год в четыре часа дня — по Москве. Как встречали Новый, 2009-й год — первый без отца?
Ермолай:
– Уже не в четыре часа дня. В январе умерла наша бабушка, а в августе умер отец. Был год их ухода. Мы за столом о них говорили. Как много они вложили в нашу семью. И мы до сих пор очень четко чувствуем их вклад и их энергию в то, как наша семья живет.
– Какой-то новогодний подарок вам особо запомнился?
Игнат:
– Запомнилось необычное отношение папы к празднеству Нового года. Оно более торжественное , чем в том варианте, когда много радости, шампанское, подарки. В этот вечер мы всегда вспоминали тех, кто ушел в этом году. Часто он говорил, когда мы встречали вместе Новый год, что уходящий был, если вдуматься, тяжелым. Обычно он имел в виду – для страны. Может, и для мира. Может быть, иногда и для нашей семьи. И поэтому ему часто казалось, что был трудный год. И дай бог, чтобы следующий был хотя бы не хуже.
А в конце 1999-го он возмущался тем, что большинство в мире тупо встречало 2000-й год как третье тысячелетие ( а он начинается в 2001-м). И вспоминал, как в декабре 1949-го в лагере с соратниками они отмечали середину ХХ века. А умные поправляли, что еще год впереди. Он вспоминал через 50 лет, что кое-что в мире не меняется.
– Что бы вы хотели спросить у отца, но не смогли?
Игнат:
– Он на вопросы непродуманные, отвечал: а вы прочли? Вы сначала прочтите, что я написал, а вот потом я отвечу. Мы продолжаем общаться – по мере того, что я перечитываю, Ермолай – тоже. И получаем новые ответы. И я никогда не чувствую: ах, жаль, что не спросил. Потому что обо всем важном, личном все разговоры у нас были. А по самым большим вопросам ответы, если они у него были, содержатся в его произведениях.
Ермолай:
– Вспоминая о папе, слова «как жаль» мне в голову не приходят. Приходят такие: как прекрасно, что у нас был такой отец. Который был таким замечательным примером во многом. И в том, как жить, как верить, как работать, как выращивать детей, любить семью, как общаться с женой. Как художник, как философ, как папа и человек. Уникальный человек. Так нам повезло, что это можно было все впитывать.
– «Смерть – естественная часть жизни. И родители, я уверен, не боятся ее прихода – это было сказано за десять лет до ухода вашего отца…
Игнат:
– Смерть – самая натуральная часть жизнь. Отец часто говорил: умирает не старый, а зрелый. Готов ли человек к смерти, успел ли он сделать то, что он себе намечал. Солженицын все успел. Смерти не боялся. Много говорил об этом. И не боялся смерти с тех пор, по его же словам, как он прошел вдоль самой границы со смертью в молодом возрасте. Он подошел к самой смерти и уже свыкся с ней, но тело еще оказалось не готово. И жил он еще 55 лет. С того момента он смерти не боялся. Это не значит, что он ее желал. Я не вижу в его смерти ничего страшного. Но нам его очень не хватает.
Ермолай:
– Отец продолжает своими книгами разговаривать с теми, кто хочет с ним побеседовать. И это замечательный дар и способ уйти из жизни, зная, что после тебя остается твой взгляд.
БЛИЦ
– Любимая музыка Солженицыных?
– Бетховен часто объединял. И Шостакович.
– Главный исторический герой ?
– Отец много говорил о Столыпине.
– Главное качество в человеке?
– Быть верным своему пониманию того, что хорошо и что плохо. Честность и совесть.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
– «С Украиной будет чрезвычайно больно» – писал Солженицын в 5-й части «Архипелага» в 1968-м. А 13 лет спустя: «Ни сам не пойду, ни сыновей не пущу на русско-украинскую стычку». Что бы он сказал сейчас?
Ермолай:
– Украинские корни у него, и у нас. И у жены украинская кровь. Россия и Украина столетиями были переплетены. Конечно, он бы воспринимал это все как трагедию.
– Про отдачу Крыма говорил, как про ошибку Хрущева? – Вы подняли тему этого конфликта. Тут тяжелейшая ситуация. Границы… С какого века считать, кто, кому, что и когда отдал? Как они переходили? Дружба, или вражда – это очень важно и больно. У моей жены бабушка умерла в 102 года. Она многие годы провела в Мариуполе. И хоронить ее из Москвы надо было лететь через Вену… Сегодня трудная полоса. И непонятно, как с ней быть.
Если Вы хотите, чтобы мы разместили Ваш уникальный материал на любую тему на нашем портале, присылайте тексты на почту news@novostibreaking.ru.
Подписывайтесь на наш Телеграм чтобы быть в курсе важных новостей.
