Актриса 20 лет назад уехала в Америку, а сейчас хочет вернуться работать в Россию
Елена Антоненко 16 лет отработала на российской сцене, играла в отечественном кино. Уехав в Америку, снялась в блокбастерах «Клан Сопрано», «Улица», «Хлеб и розы», пела в бродвейском мюзикле «Призрак оперы». Но, несмотря на сложившуюся в США жизнь, хотела бы вернуться и снова играть в русском театре.
Читайте также:
Отравили маму Ефремова
– Впервые я вышла на профессиональную сцену театра «Современник» в 1973 году, мне было 14 лет, – говорит Елена Антоненко. – Олег Табаков набирал себе в студию школьников, отсмотрел 10 тысяч московских учеников… Я прочла ему две строчки, и Табаков сказал: «Все, беру, ты мой человек». Тогда «Современник» выпускал премьеру спектакля по пьесе Рощина «Эшелон». Но звезда театра Марина Неелова не успевала прилететь из Амстердама на спектакль из-за забастовки работников аэропорта. И Табаков предложил меня на ее роль Сани (сестры персонажа Константина Райкина). Так я, совсем девочкой, заменила в спектакле Неелову. Перед выходом на сцену Табаков подарил мне огромную шоколадку – на нерве я не ела целые сутки. Потом часто вспоминала шоколадку от Табакова и перед выходом съедала плиточку…
Табаков, конечно, много для меня сделал. Позвонил маме, убедил ее, что я должна учиться у него в студии. Это были изматывающие занятия, настоящая актерская школа! Но на премьере спектакля «Эшелон» прямо на сцене… отравили актрису Аллу Покровскую, маму Миши Ефремова, бывшую жену Олега Ефремова. Кто-то подлил ей вместо воды нашатырный спирт.
На моих глазах Алла Покровская вдруг захрипела, скрючилась. Началась паника. Табаков остановил спектакль. В шоке я, в чем была на сцене, выскочила, добежала до нашей студии и крикнула, рыдая: «Ребята, Аллу Покровскую отравили!» Табаков воспринял это неправильно – как предательство, а для меня это был шок подростка. Он меня вызвал и сказал, что сор нельзя выносить, «ты моя самая любимая ученица, но я должен с тобой расстаться».
Это был мой первый, но трагически несостоявшийся и последний спектакль на сцене «Современника».
КГБ расследовал отравление. Аллу Покровскую чуть не убили, у нее был ожог слизистой гортани, легких, желудка. Я не смогла с этим справиться, и мама положила меня в клинику, у меня был неврологический шок. От студии Табаков меня отлучил. И я, поступив в ГИТИС, попала не к нему в группу. Хотя он на протяжении всего обучения приходил на все мои экзамены, смеялся, поддерживая меня, и ждал, когда я подойду. Но я так и не подошла.
Я не умела заводить связи и заранее не показалась ни в один московский театр. Считая Табакова своим наставником в театральном искусстве, я его вызвонила и попросила о встрече, которая и состоялась в его кабинете. Там он, обсуждая, в какой театр я могла бы подойти, в завершение вдруг сказал: «Лена, я ничего делать не буду, просто покажи мне свою сисечку маленькую». Это было как удар ножом. Я ушла как оглушенная… Мне было так больно, и не один год… Помог Геннадий Иванович Юденич, который взял меня в Театр пластической драмы.
Тогда же вышла моя первая картина «Синдикат-2», где я сыграла с Михаилом Козаковым, Владимиром Андреевым. На гонорар я купила однокомнатную кооперативную квартиру за 2400 рублей, когда почти все мои однокурсники жили в общежитии.
В Москву – на велосипеде
В Москве я вышла замуж за студента ВГИКа чилийца Франсиско. Его отец Нельсон Вилагра – известный актер мирового кино, мама Ченда Роман – тоже актриса, до сих пор преподают в Сантьяго в университете. Родители мужа были против его брака с русской и не захотели со мной общаться, хотя я столько писала им на испанском.
Через год у нас родился сын Мигель. В театре, где я играла, меня не любили из-за того, что я была женой иностранца и часто ездила за границу. Прозвали «американкой». Внутри театрального храма всегда непростые отношения. Как-то мне, беременной, даже подложили на сцену вместо бутафорского камня настоящий. Когда я его подняла, у меня начались схватки (срок был семь с половиной месяцев). Слава богу, врачи остановили роды и положили меня на сохранение.
С мужем-чилийцем мы прожили четыре года. Потом он уехал в Испанию работать. Я поехала к нему, пробыла там несколько месяца. Пошла работать в бар, научилась делать напитки. Затосковала по дому, выпила лишнего, села на велосипед и поехала… в Москву. Меня остановили, когда я проехала, наверное, километров 20. Муж не стал меня удерживать – сказал, забирай ребенка, уезжай, ты не сможешь жить без России.
Роль досталась Галине Беляевой
– В советском кино я столкнулась с реальностью, о которой по наивности не подозревала, – домогательствах режиссеров, – признается Антоненко. – Режиссер Эмиль Лотяну, не добившись интима, не взял меня на главную роль в фильм «Мой ласковый и нежный зверь». Мне было 18 лет, я не была готова к такому повороту. После моего отказа он снял прекрасную картину с Галиной Беляевой.
Другой маститый режиссер Геннадий Полока снимал продолжение своей картины «Республика ШКИД» про беспризорников «Наше призвание». Меня утвердили на роль Розы Малиновой, актрисы немого кино. Я выдержала пробы трех городов – Киев, Москва, Ленинград. Я так ее полюбила! На съемках в Серпухове режиссер приглашал меня к себе в номер. Мне, молодой девушке, он казался каким-то стариком с щетиной, худощавым, длинным, в очках. Я не понимала, как можно жить с мужчиной на 30 лет себя старше. Когда в очередной раз я ему отказала в близости, он мрачно сказал: «Ну понятно». А я, чтобы защититься от него, привезла своего однокурсника Юрия Поповича, да еще и попросила Полоку написать для него хоть крошечный эпизод.
В течение недели я в гриме и костюме находилась на съемочной площадке, но каждый день меня не снимали. Ответ был один: «Не успели».
Через неделю приехала актриса, которая пробовалась со мной, но утверждена была я. И Полока прямо во время съемки попросил меня отдать ей мой костюм. Это был удар – я ничего не ела, мычала, оказалась в больнице…
В этот же год я снималась в картине режиссера Мераба Тавадзе «Молодыми остались навсегда» на «Грузия-фильм». Он тоже все думал, что у нас с ним что-то может быть… А когда после съемок я избегала встреч с ним, он издевался надо мной – смерть моей героини снимали на морозе, даже не давали согреться в перерывах, не подкладывали ничего теплого на снег. Я простудилась, у меня началось двусторонние воспаление легких, пиелонефрит. В последний день съемок я заперлась в номере, воткнула в дверную ручку два стула и не открыла на требовательный стук.
Планировался отъезд после завтрака следующего дня, но, когда проснулась, стало ясно, что всю группу режиссер тихо вывез ночью. Я осталась одна в горном селении Бакуриани, где не все разговаривали на русском. Если бы не оперный певец Паата Бурчуладзе, меня бы не спасли… Паата случайно оказался в Бакуриани в той же гостинице. Спускаясь по лестнице с высокой температурой, увидев его, я успела пропищать «помогите» и потеряла сознание. Паата меня вывез в Тбилиси, и семья его родителей выходили меня.
Лет до 30 я не понимала, что в кино и театре надо пробиваться, расталкивать всех локтями, «лепить связи», дружить. Сейчас думаю: если бы я не создала этих краеугольных ситуаций и сказала бы да – где бы я была сегодня? Сложный вопрос…
Но с какой благодарностью вспоминаю режиссеров Владимира Басова, Геннадия Мелконяна, Ивана Киасашвили, Владимира Лаптева, Владимира Златоустовского, у которых снималась.
Килька под видом реквизита
– В 90-е я сделала один из первых антрепризных театров в Москве – «Мост», – вспоминает Елена Антоненко. – Деньги на зарплаты артистам я сама же и зарабатывала – открыла фирму по продаже квартир. 90-е годы в России – непростое время для кино и театра. И именно в это время я подружилась с американской журналисткой Роуз Бреди. Роуз предложила поехать с моим театром на Эдинбургский фестиваль. Тогда в Москве я случайно столкнулась с Димой Хворостовским. Он тоже хотел заявить о себе в Эдинбурге, но Министерство культуры отказало и ему в помощи. Я купила ему первый билет в Англию.
Я набрала осветителей, монтажеров, и мы с огромным кофром, в котором были гречка, консервы, килька в томате, макароны, привезенные под видом реквизита, приехали в Лондон. Вышло много статей в лондонской прессе, я получила главный приз фестиваля…
В 1994 году я родила второго сына от любимого мужчины, но отношения с ним не сложились. Наша с ним фирма по продаже недвижимости в результате уже мне не принадлежала. Сердце мое было разбито в очередной раз. Поехала в Америку за развитием, опытом, думая, что это ненадолго. Сначала на два месяца по контракту – получила приглашение играть Клеопатру в «Шекспир Theater» при университете в Вирджинии, не зная ни слова по-английски. А в 1995 году, при проведении фестиваля в Нью-Йорке, организованного Роуз Мари Бреди, меня увидел на сцене бродвейский продюсер Героль Принц и позвал петь в мюзикл «Призрак оперы». Подписал письмо на мою грин-карту по статусу «редкие специалисты, нужные в Америке».
Я 11 месяцев у них училась и пела. По завершении контракта меня отпустили на вольные хлеба, как всех.
После расставания с отцом моего второго сына судьба внезапно подарила мне счастье. Я встретила человека, который, несмотря на свое американское происхождение, был русофилом. Сначала Грэгг приходил на мои спектакли как зритель. С первых месяцев жизни моего младшего сына он заботился о малыше – купал, пеленал, играл… И все это время я в своем театре в Москве находилась в отпуске без сохранения содержания и считала себя московской артисткой. Позднее Грэгг предложил мне выйти за него замуж. Я работала, играла. А он много времени уделял моим сыновьям. Грэгг был филологом, не по специальности вел бухгалтерию большой компании, получал маленькие деньги, о которых мы и не думали.
Грэгг умер в 42 года от рака, оставив счастливые воспоминания о нашей десятилетней семейной жизни.
Работала в морге
– В Америке я сыграла в трех голливудских блокбастерах и нескольких фильмах. Когда меня пригласили в «золотой сериал США» «Клан Сопрано» с Джеймсом Гандольфини, он в первый съемочный день спросил: «У тебя колечко настоящее?» Я ответила, что это реальное обручальное кольцо. В Америке очень важен статус женщины. Если она замужем, с ней нельзя флиртовать, даже если нравится тебе.
Представление о русском герое в Голливуде сводится к плоским стереотипам – это безобразные сценарии, где русские всегда идиоты, проститутки, тупые няни и мерзавцы. Такую героиню мне и предложили в блокбастере «Клан Сапрано». Я отказалась произносить пошлый текст, попросила переписать сцену. Съемки сразу остановили и потребовали у меня неустойку за съемочный день – порядка 300 тысяч долларов. Наняла адвоката, в итоге отделалась небольшим штрафом. Думала, что на этом – все. Но представляете мое удивление: роль в «Сопрано» мне все же дали.
Но пробоваться в кино можно часто, а получить хорошую роль – редкость. В Америке мне пришлось осваивать разные виды деятельности. Я научилась петь. Пела четыре года с профессиональным джаз-бендом чернокожих музыкантов. Сам Брайн Старр (ученик Стива Вандера) писал для меня музыку и стал автором моего первого альбома.
Очень тяжелым был год после смерти мужа. Тогда пришлось проявить свои другие таланты. Я получила работу художника-гримера в морге. В ГИТИСе нам четыре года преподавался грим, у меня были пятерки. И я по фото умершего человека создавала его юный образ. Мне не стыдно об этом сказать – я никогда не была на коленях, на панели, честно старалась заработать. Помимо зарплаты, родственники покойных мне давали в знак благодарности (как это принято в Америке) по 200 – 300 долларов чаевых за сделанное лицо. К этой работе я относилась творчески и знала, что куплю все необходимое детям. При этом все это время я работала певицей в престижном клубе с топовым американским джазменом. Да, сегодня мне трудно поверить, что это все было со мной.
КСТАТИ
Последняя встреча с мэтром
– С Олегом Табаковым я встретилась в 2012 году, приехав в Москву. Меня позвал на спектакль «Старшая сестра» мой однокурсник Саша Марин. За мной сидел Табаков – было слышно его дыхание. Я к нему повернулась: «Олег Павлович, здравствуйте». Он сказал: «Какие знакомые глаза. Вы кто?» Когда я выдохнула: «Я – Лена Антоненко», он начал меня обнимать, целовать. Это был такой эмоциональный шок. И это была наша последняя встреча.
ПРИЗНАНИЕ
«Тоскую по театру»
– Сегодня как никогда хотелось бы поработать с российскими режиссерами, – признается Елена Антоненко. – В 2014 году я приехала в Москву в надежде, что меня примут в Союз кинематографистов. Но на совете Госкино, в котором даже был мой однокурсник, решили мне отказать: «Ну если Лена снималась в Америке и Европе, пусть там и снимается». Я, конечно же, тоскую по русскому театру и понимаю, что выше его нет ничего в мире. Сегодня я не сижу на месте – недавно получила профессию театрального психолога-педагога, защитила диссертацию «Театр как психотерапия». Мои дети уже взрослые. Старший сын – абсолютный патриот России. Уехал в Москву, женился, родил мне внучку. Он режиссер и продюсер (Мигель Фрэнсис-Сантьяго был корреспондентом канала Russia Today. – Ред.), снял фильмы «Крым глазами американца», «Донбасс глазами американца». Сейчас занимается сериалом про новые технологии с Ларри Кингом.
Младший сын Павел тоже самостоятелен. Играл с детства профессионально в футбол, сейчас модель в самом большом агентстве мира и актер – снимается в рекламных фильмах.
Когда я иду с ним по улице, многие принимают меня за его подружку. А сыну, между прочим, только будет 25. Ну разве моя жизнь не удалась? И все-таки я не могу чувствовать себя счастливой без служения театру. Я заполняю все свое время творчеством, чтобы не сойти с ума от тоски. Много репетирую, ставлю, играю сама. Мои мечты о театре не пространные, я чувствую в себе огромные силы и интернациональный опыт. Молюсь, чтобы я встретила своего режиссера в России, я знаю, что он есть.
Если Вы хотите, чтобы мы разместили Ваш уникальный материал на любую тему на нашем портале, присылайте тексты на почту news@novostibreaking.ru.
Подписывайтесь на наш Телеграм чтобы быть в курсе важных новостей.
