31 марта на Украине будут выбирать нового президента. Спецкор «Комсомольской правды» рискнула отправиться в Киев (журналистов из России сюда теперь стараются не пускать), чтобы лично увидеть — как живут и на что надеются украинцы
ОБЪЯВЛЯЕМ СУХУЮ ГОЛОДОВКУ
Читайте также:
Еще 5 лет назад поезда из Москвы прибывали на первый путь вокзала Киева. А когда состав трогался в обратно, в вагонах играло «Прощание славянки». До мурашек. «До свидания, киевляне, до новых встреч!». Сейчас украинский поезд Москва-Киев (российские поезда киевские власти запретили) стыдливо останавливается на дальних платформах. Старые вагоны с замшелыми коврами на полу. Наш состав тянет чешский электровоз ЧС4 — который в 60-70-х годах выпускали еще для советских железных дорог. В России они давно стоят в музеях, а на Украине – «бегают».
– Авось доедем, – думала я, садясь в вагон.
Пару месяцев назад по Киеву прокатилась хохма. Украинский состав притащил на вокзал локомотив РЖД. Как оказалось, ЧС4 в пути сломался, нового электровоза пришлось бы ждать сутки, на помощь пришло Брянское депо.
«О, приехал выкрашенный, со всеми лампочками, на нормальных колесах, надо отжать, будет хоть один нормальный электровоз», – шутили тогда украинцы в Интернете. Изношенность железнодорожных составов на Украине – под 90%, поэтому поломкам тут не удивляются.
В вагоне вместе со мной едет украинка Татьяна, каждый месяц мотается в Москву проведать дочь и внуков. За 12 часов дороги она выпила лишь пару глотков воды.
– В туалет тут лучше не заглядывать, – советует она.
Я, естественно, тут же заглянула. И рассмеялась – унитаз висел на честном слове. Еще чуть-чуть и просто отвалится. Садиться страшно.
– Может, чаю? – вошла к нам в купе проводница.
– Спасибо, у нас сухая голодовка, – объявила я.
ТЕЛЕЖКИ «КРАВЧУЧКИ» И ПЯТЬ КИЛЕК НА ПРАЗДНИК
Брянск. Российская граница. К нам в купе вваливает дородная украинка с броской грудью, железной тележкой и большой сумкой наперевес. Типичная «челночница» из 90-х.
– У нас эти тележки называют «кравчучками». До Кравчука (первый президент Украины, – ред.), люди с чемоданами в поезда садились, а при нем – стали ездить с телегами и баулами, чтоб прокормиться. Сейчас 90-е будто снова на Украину возвращаются, нищаем на глазах, – рассказывает мне Татьяна.
Особенно тяжело, говорит она, приходится пенсионерам.
– Пенсии у многих 1700 гривен (4 тысячи рублей, – ред.), если 3000 — (7 тыс. руб. – ред.) это считается очень хорошо, а платежка на тепло приходит на 2200 гривен (5,3 тыс. руб. – ред.). Сейчас перед выборами ходят, за деньги скупают голоса избирателей, люди соглашаются. Как их за это осуждать? Люди кушать хотят. У меня вон соседка пенсионерка по праздникам покупает себе пять килечек, на селедку у нее не хватает. А другая соседка тут и говорит: «Устала голодать, купила фарш для собак, котлеты себе сделала». Есть у нас такой фарш, стоит 7 гривен за кило, – рассказывает Татьяна. – Как говорит наш депутат Рабинович, «посмотрите в свои карманы и в холодильник и включите голову». Но народ уже постепенно начинает прозревать.
– На выборы пойдете?
– Обязательно, хоть это ничего не изменит. Пойду за «Оппозиционный блок», они, по крайней мере, речь русскую отстаивают. У нас раньше все вывески были на русском, теперь – на украинском. Улицы в Киеве переименовали, мазепы какие-то, петлюры… А что сделаешь? Попробуй вякни.
– У вас что, русские корни?
– Нет, украинка я, но в семье мы по-русски говорим. Хотя украинский я знаю. Нас сейчас убеждают, что мы с русскими совсем разные. Да какие мы разные?! У нас даже лица одинаковые!
За дверью проводница кому-то объясняет про какой-то документ, что его нужно заполнять только на украинском.
– А сама при этом даже говорит по-украински не правильно, ударения не так ставит, – замечает Татьяна.
В купе входят российские пограничники и таможенник. Проверяют документы, спрашивают, везем ли мы какие-нибудь лекарства. У нашей челночницы досматривают сумку, а потом просят ее выйти в коридор. Как ни странно, она вовсе не пугается и даже заигрывает с симпатичным погранцом.
– Да это друзяки мои, они меня в поезд и посадили, – признается она нам потом. Оказалось, едет она без билета. Ей всего одну остановку – до украинской границы в Конотопе. Что везет, конечно, не сказала.
– А украинские пограничники тоже ваши друзяки? – с улыбкой спрашиваю я.
– Так тож! Политика – политикой, а торговля – по расписанию! – подмигивает она.
Три часа и мы в Конотопе. Там таможенники тоже интересуются лекарствами. Я говорю, что везу аптечку. Меня просят перечислить названия препаратов.
– Раньше этого не спрашивали, – замечает Татьяна. – Да лекарства в Киеве дюже подорожали и полно подделок, вот народ и тащит их из России. Кто себе, а кто – на продажу.
Билеты в плацкарт на поезда до Москвы часто в дефиците. Украинцы массово уезжают на заработки.
– У нас тут у всех чемоданное настроение. Люди не видят перспектив и уже не скрывают, что мечтают уехать. Одни – в Россию, другие – в Европу. Коррупция, националисты, украинизация — все это очень многих раздражает. Вот у нас уже нет русских детсадов, даже частных. Везде обязывают говорить на украинском, – рассказывает мне моя киевская приятельница Олеся.
КАЗАКИ ВОЮЮТ – ПОЛИТИКИ НАЖИВАЮТСЯ
Киев красив, но грязен и вонюч – в подземные переходы даже в центре города спускаться брезгливо. На тротуарах раздолбанная плитка. Перед станциями метро блошиные рынки.
– Вы что, из благоустройства? – испуганно спрашивает меня мужик, разложивший на земле старые радиодетали. – Ходите, фотографируете… Потом гонять нас будете?
Успокаиваю мужика: «Туристка! Просто тут у вас так колоритно, будто вернулась во времена распада СССР».
Дворников в Киеве, видимо, занесли в Красную книгу – на улицах их нет. Зато полно попрошаек и карманников. Не успела я сойти с поезда, как меня чуть не обчистили две малолетки. Хорошо одетые, с маленькими сумочками на плечах. Воруют нагло, открыто, даже не в толпе. Поймала воровок буквально за руку, когда они открывали мой рюкзак.
– Да ты не бойся! – шепнула мне одна и обе быстро растворились в привокзальном переходе.
– Сразу видно, приезжая! У нас так телефоны никто не носит! Убирай глубже, украдут! – смотрит на мой торчащий из кармана смартфон продавщица сувениров.
– Это Тарас Бульба что ли? – разглядываю на ее прилавке футболки.
– Не, просто казак – наш украинский символ. С войском. Эх, что раньше, что сейчас – напьются наши казаки, и рубят друг друга, воюют… А эти, – продавщица кивает на агитпалатки кандидатов в президенты, – на войне наживаются.
ВМЕСТО КРЕСТОВ – ФЛАГИ
Женщина в агитпалатке Юлии Тимошенко (ее рейтинг скачет со второго места на третье, то опережая, то уступая Петру Порошенко) предлагает мне дешевенькую газетку.
– За Порошенко не пошла агитировать, хоть на него и выгодней работать. У меня два дяди при освобождении Польши погибли, им всего по 20 лет было. Как подумаю о них – слезы текут. Стала ходить на Бессмертный полк. В 2017-м на нас напали нацики в камуфляже с палками. А потом с балконов нам картошка на головы посыпалась. И Порошенко все это позволяет. В прошлом году муж меня на Бессмертный полк уже не пустил, сказал: «еще по голове получишь!» А я и памятник Ватутину защищать ходила, когда его зеленкой облили! А то бы снесли! – рассказала агитаторша.
– Тут у вас где-то памятник бойцам АТО…, – спрашиваю, хотя прекрасно знаю, что он перед входом в Михайловский Златоверхий монастырь – главный храм новой стамбульско-порошенковской церкви. Мы стоим метрах в двухстах от него.
– Не знаю. Я АТО не поддерживаю. Зря сами погибли, и других сколько убили…
– А почему на монастыре государственные флаги висят?
– Это все Порошенко! Это уже не вера, а политика. Он ведь добился, чтобы мы и в православии к России отношения не имели. Вот флаги на монастырь и повесили. Где ж такое видано?!
«СЕЙЧАС ЗАСТРЕЛЮ, И МНЕ НИЧЕГО НЕ БУДЕТ»
– Бог – один! Молитесь, где хотите! Но мы хотим иметь свою церковь – украинскую. Владимир Русь крестил в Днепре! А памятник ему почему в Москве поставили?! – возмущается работница этого полит-монастыря Светлана.
Прямо как в анекдоте: «Му-му» Тургенев написал, а памятник – Пушкину?!»
– Киев – это мать! А Россия – дочка! Не может дочь быть старше и главнее матери! Хотим самостоятельности. Говорить на украинском и ходить в вышиванках! Культуру украинскую хотим! – кипятится Светлана. – Вы посмотрите, из Киево-Печерской лавры все мощи в Россию вывезли!
– А вы почему чужие храмы захватываете, священников выгоняете? Разве это по-божески?
– Ничего мы не захватываем. Это они ролики в Интернет ставят из 90-х!
В Киево-Печерской лавре мне объяснили, какие это на самом деле «ролики».
– Когда поступаешь в семинарию, с тобой общается психолог. У меня спросили: «каким было самое тяжелое событие в твоей жизни?». Для меня это был захват храма в Великой Севастьяновке четыре года назад, – рассказывает мне один из семинаристов лавры.
Парень родом из этого села. Отец у него – благочинный (помощник епископа).
– В село приехали люди в форме, с оружием. Захватили храм, священника выгнали. Мой отец начал им рассказывать, что в начале ХХ века тут уже была похожая история: убили священника, разорили храм, просил не повторять ошибок. Так его взяли за руки, за ноги и вынесли из храма. А ведь он своими руками этот храм заново отстраивал! – делится со мной семинарист. – Я подошел к одному из людей в форме проговорить. А он мне: «Сейчас возьму автомат и тебя расстреляю. Мне за это ничего не будет. Я с АТО, контуженный.
– Они бы и лавру давно захватили, но боятся большой крови. Тут прихожане встанут на защиту, – сказали мне священники лавры.
Кстати, мощи святых оказались на месте, обманули в стамбульско-порошенковском монастыре.
– Мощи не покидали лавру даже когда советская власть разрушала храмы, даже когда фашисты захватили Киев. У нас больше 120 мощей, – рассказали священники.
– Целая проблема теперь – выбрать крестного для ребенка, – говорит моя приятельница Олеся. – Сидишь и думаешь: а пойдет ли человек в прежнюю церковь или он теперь в новой? Но я ребенка буду крестить в лавре.
Уже уходя из древней лавры, я подсела на скамейку к старенькому священнику. Он отдыхал после службы. Спросила, что он думает о новой церкви.
– Не благодатные они, – только и сказал мне старец.
Емкое слово.
“ЕЩЕ НЕ ВСЕ ДОРЕШЕНО”
В Киеве много сюрреализма. У Софийского собора парень кривляется в костюме медведя, залавливая туристов для совместного фото.
– Что ж это вы у храма, – замечаю я.
– Официально это не храм, а музей! – парирует он. – Хотя иногда тут службы и проводятся…
А прямо перед зданием Верховной рады, заседания которой и так то и дело смахивают на постановки провинциального театра драмы и комедии, под музыку разъезжает паровозик с детишками. Тут же, буквально в ста метрах от входа в Раду, замечаю под деревьями большой деревянный крест. Перед ним на коленях стоит старушка. Будто отмаливает грехи за все происходящее.
На Подоле (оживленный исторический район) музыкант поет по-русски – песни Андрея Макаревича. «Еще не все дорешено. Еще не все разрешено». За неделю до президентских выборов эти слова приобретают на Украине особый смысл.
Продолжение следует…
Если Вы хотите, чтобы мы разместили Ваш уникальный материал на любую тему на нашем портале, присылайте тексты на почту news@novostibreaking.ru.
Подписывайтесь на наш Телеграм чтобы быть в курсе важных новостей.
