Лидер «Машины времени», которая отмечает в эти дни свое 50-летие, рассказал нашему политобозревателю и своему давнему фанату Александру Гамову о том, о чем еще никогда никому не рассказывал [видео]
«АЛЛО! ПО СТАРОЙ ДРУЖБЕ – ОТМЕНИТЕ НАШ КОНЦЕРТ!»
Читайте также:
– Андрей скажи, что вам запретили играть на Красной площади? Это вообще сильно бьет по самолюбию… Когда я тебе позвонил, у тебя голос был не такой, как обычно. (Читайте “Андрей Макаревич: Нет, нашей «Машины» 12 июня на Красной площади все же не будет”)
– Саша, как ты думаешь, за 50 лет сколько раз такие события с нами происходили?
– Ты что, обрадовался?
– Я не обрадовался и не расстроился. Я подумал, что все, что ни делается, делается к лучшему. Мы это не всегда понимаем сразу, но всегда понимаем потом. Я потом, когда по телевизору посмотрел кусочек этого концерта с Красной площади, я подумал: как хорошо, что нас там нет.
– А ты за кем должен был там выступать?
– Откуда я знаю? Да пофиг мне это абсолютно. Они же не песни запретили играть. Они посчитали, что мы не вписываемся в общую концепцию этой концертной программы. Они были правы. Мы выглядели бы там вполне себе инородным телом.
– Я предполагаю, что это был такой хайп накануне концерта.
Андрей Макаревич: Внуки из Америки приедут на юбилей «Машины». Жаль, по-русски они не понимают
00:00
00:00
– Еще скажи, что мы сами это и устроили.
– Нет. Может быть, ты кого-то подговорил, у тебя же связи большие.
– Ну, конечно, позвонил: «Алло, по старой дружбе уберите нас из этого концерта». Я тебя умоляю…
«МАКАР – ЭТО СОЛЖЕНИЦЫН СЕГОДНЯ?»
– А то, что ты постоянно оказываешься в информационном поле, в центре каких-то скандальных своих заявлений, тебе свет – во время юбилейного гастрольного тура – не отключают?
– Я не специально. Могу сказать, что во многом повторяется история советских времен. Тогда выбирали в каждом жанре кого-то одного для битья.
– И делали «Рагу из «Синей птицы».
– Скажем, в театральной жизни это был Любимов, это была Таганка. Вот их надо было долбать. Из писателей надо было долбать Солженицына, Трифонова. Пока Солженицына не выслали. В кино долбали Тарковского, независимо ни от чего.
– То есть ты Макаревича ставишь рядом с этими фигурами?
– Сидят молодые мальчики и девочки в этих информационных агентствах. Они мало книжек прочитали, они не очень интересуются тем, что происходит на самом деле. Им нужен материал, им за это деньги платят, это их работа. Они знают, что сейчас про Макаревича что-нибудь скажи или возьми у него из Фейсбука выдерни две строчки из целого абзаца – и будет шум.
– То есть Макаревич – это Солженицын сегодня?
– Упаси Господь! Я просто вспоминал, как это было устроено.
– Но ты же не случайно поставил себя рядом – Любимов, Солженицын, Макаревич…
– Нет, случайно.
– Случайного ничего не бывает.
– Да перестань, Саш. Я мог сказать вместо Солженицына Юлий Ким, например.
– Ну, не скажи… У тебя иногда возникает мысль: кто такой Андрей Макаревич?
– Не возникает, поверь. Ну не настолько я думаю о собственном величии, чтобы о себе в третьем лице размышлять: а кто такой Андрей Макаревич?
– Я и то иногда думаю…
– Значит, в тебе больше скрытого величие, чем во мне.
МЕЖДУ БРЕЖНЕВЫМ И ШНУРОМ
– Мне Антон Чернин, твой соратник и пресс-секретарь, прислал длинный список мероприятий – новости «МВ». И здесь столько всего! И репетиции, и «Полвека в движении» – фильм, цифровая версия, «Смак» и так далее.
– Да нет, мы пока ничего не отмечаем. Мы поездили полгода и сейчас готовимся к Москве.
– Мы начали отмечать юбилей «Машины времени», фактически когда твой юбилей в ноябре прошлого года отмечали. Вы так хитро сделали, плавно перетекли в юбилей «Машины времени». Брежнев так не отмечал, как Макаревич.
– (напускает на себя важный вид) Так себе сравнение.
– Что ты имеешь ввиду?
– Казалось бы, уже везде и афиши висят, и интернет, куда ни ткни, наша афиша висит – «Машине» – 50». А я то и дело встречаю людей, которые говорят: «А где у вас концерт? А когда? А что, 50 лет?» До массы людей просто не достучалась эта история. Поэтому приходится ходить в гости на разные радиостанции…
– (обиженно) Мы – не разные.
– Вы – лучшая радиостанция!
– А почему билеты такие дешевые на Макаревича – тысяча в среднем?
– А дешевые – это хорошо, потому что вообще не очень много денег у людей сейчас.
– Вам виднее.
– Я знаю, что в разных городах, в разных поездках по-разному стоят билеты. Но я по аудитории вижу – чем аудитория моложе, тем билеты были дешевле.
– Принято считать, что Макаревич – это музыкант нашего поколения. А откуда молодежь, зачем молодежи Макаревич?
– Зачем я буду подходить к молодым людям и спрашивать: «Скажите, зачем я вам нужен?» Да нет, приходят, и слава Богу.
– А в чем феномен Макаревича? Социологов, может быть, нанять каких-то?
– Зачем мне это знать?
– Ты просто, как птица, – летаешь по городам и весям, поешь..?
– Не знаю, насколько я похож на птицу, но работаем, и слава Богу.
– Тогда скажи – чем объяснить, что твой голос тогда – и 10, 20, и 30 лет назад искреннее звучал?
– А сейчас как-то фальшиво?
– Не то что фальшиво, а сейчас другой Макаревич. И какая-то искренность, и непосредственность уходят.
– Что ты говоришь…
– А ты, у меня такое ощущение, манипулируешь нами, фанатами. Ты нас не сильно любишь. Мы в тебя влюблены, а ты…
– Каждый человек с каждым днем своей жизни меняется. Никем я не манипулировал и не манипулирую, я не политик и не политтехнолог, мне это неинтересно. А то, что песни мои, написанные сегодня и написанные 30 лет назад, отличаются, это совершенно естественно. Мне было бы страшно смотреть на человека, который на протяжении 50 лет пишет одно и то же.
– Ты имеешь в виду содержание песен или исполнение?
– Всё. Не только содержание – исполнение, настроение, состояние, умение, все что угодно.
– Я слушал твои джазовые композиции. Там вообще такое ощущение, что ты хочешь спрятаться от жизни, от каких-то жизненных проблем.
– А ты считаешь, что джаз это то место, где надо прятаться от проблем?
– По крайней мере, там на первом плане не Макаревич, не его голос, а музыкальные инструменты.
– Ничего подобного. Ты просто очень не любишь джаз и, видимо, плохо его знаешь.
– Может быть.
– Звуков там гораздо меньше, чем в «Машине». Песни там поются исключительно актуальные, если говорить о проекте Your 5. Мне кажется, что лучшие мои песни собраны в этом проекте. Вот уж прятаться там не за что точно совершенно. Но не будем заострять.
– Скажи, почему в последние годы наша интеллигенция так далека от народа стала? Самый близкий – Шнур.
– Шнур близкий к народу?
– Да. Он в майке ходит.
– Ну, если хождение в майке означает близость к народу… То есть матом ругается – значит, близок к народу?
– Да.
– Я тоже слово «…» могу сказать. И что?
– То есть ты не считаешь, что наша интеллигенция сейчас далека от народа?
– Я не умею мыслить классовыми категориями. Я не знаю, какой линейкой мерить близость иди дальность к народу. Я не очень знаю вообще, что такое народ. Я заметил, что все мои, мягко скажем, критики почему-то все время говорят от имени народа: мы, россияне… Ни один не написал: я думаю, что вы, Андрей Вадимович, не правы. «Мы, россияне, считаем…» Да кто вам дал право говорить от лица россиян? Я в 10 раз больше россиянин, чем вы все.
– А почему такое раздвоение? Макаревича как кумира любят, но когда Макаревич выдает свои посты или открывает рот как оратор, почему тебя не принимают в основном?
– Во-первых, еще как принимают. Потому что я слежу за тем, кто поставил лайк, а кто поставил dislive так называемый. Соотношение где-то 20 к 1. Так что все в порядке. На каждый чих все равно не наздравствуешься…
…А теперь – о «Марионетках»
– Чем ты еще недоволен?
– Почему песня «Марионетки» у тебя такая вредная?
– Какая же она вредная? Она очень полезная.
– Что же в ней полезного?
Арлекины и пираты,
Циркачи и акробаты,
И злодей, чей вид внушает страх,
Волк и заяц, тигры в клетке –
Все они – марионетки
В ловких и натруженных руках.
– А что же в ней вредного?
– Потому что ты обзываешь…
– Кого?
– Тех, кто в клетку посадил.
– Кого я обвиняю в чем?
– Марионеток.
– И кто это?
– А они виноваты, что они марионетки?
– Конечно.
– В чем они виноваты?
– В том, что они марионетки.
– Тебе проще их высмеивать. А может быть, у них так жизнь сложилась.
– Безусловно. Но разве человек не хозяин своей жизни?
– Он должен быть.
– Опять мы с тобой сходимся.
– Но он не такой богатый, как…
– А дело не в деньгах. И вообще, я тебе хочу сказать, это основа любого человеческого иерархического устройства.
– Расшифруй.
– Если есть пирамида, то всегда тот, кто сидит наверху, так или иначе, дергает за ниточки тех, кто под ним. И не я это придумал.
– Ты считаешь, наверное, себя мудрым человеком…
– Нет. Упаси господь. Что, я тебе Спиноза какая-нибудь?
– Вообще куда Россия должна идти – в Европу или в Азию?
– По мне, так, конечно, в Европу.
– Что ты под этим имеешь в виду?
– Есть культура европейская и есть культура азиатская. Я считаю, что русская культура гораздо ближе к европейской.
– Но мы же не только русский народ, мы россияне.
– Вообще не надо никуда ходить. Мы занимаем огромную часть суши на планете. Просто надо брать лучшее от тех, кто нас окружает.
– Это банальщину ты изрекаешь.
– А ты знаешь, что самые правильные мысли выглядят банально? Дважды два – четыре. Это чудовищно банально, тем не менее, верно.
– Ты в последнее время осторожнее стал. Раньше ты…
– Я и раньше не был каким-то безрассудным, и сейчас не считаю, что я себя как-то сдерживаю. То, что чувствую, то и говорю.
– Раньше ты власть больше поддерживал.
– Да? Значит, было за что ее поддерживать.
– Ты думаешь?
– Думаю, да.
– Это ты же Ельцина поддерживал? Ты во всех предвыборных поездках Бориса Николаевича был. Я тебя там сам видел.
– Да, я был доверенным лицом.
– Ходил и говорил: «Голосуйте за Бориса Николаевича».
– Совершенно верно.
– Ты ни о чем не жалеешь?
– Нет. А ты бы хотел, чтобы тогда Зюганов победил, что ли? Я не хотел.
– Я заметки писал тоже про Ельцина – в «Комсомолке», я тоже за него голосовал.
– Видишь, как хорошо. А что же ты меня тогда спрашиваешь-то?
– Я жалею о чем-то, а ты не жалеешь. Ты не чувствуешь свою вину за судьбу страны?
– Нет. В чем?
– Потому что мы с тобой привели, может быть, не того президента.
– А может быть, того.
– А что же мы тогда расхлебываем так долго?
– А что мы расхлебываем? Мы расхлебываем… Не хочу матом ругаться. У нас все хорошие, народ отличный. Президент плохой. Причем после того, как он уже не президент. Пока он президент, он хороший. Потом ушел – из-за него все было. Может быть, не из-за него, может быть, из-за всех нас понемножку?
– А! Ты, значит, все же чувствуешь какую-то свою вину?
– Я стараюсь делать все, что в моих силах, для того чтобы согласно моим представлениям о добре и зле, мы жили так, как я это вижу.
– А как ты это видишь?
– Мои представления о добре и зле вполне совпадают с заповедями в Священном Писании.
– Зюганов тоже так говорит.
– Не убивай, не ври, не воруй. Я не знаю, что говорит Зюганов. Я на эти три вещи смотрю и понимаю, что не в полном соответствии мы существуем с этими заповедями.
Ты уже Брежнева вспоминал сегодня. Когда ему исполнилось 70 лет, ему исполнилось уже 71, а ему всё еще несли подарки к 70-летию. Это я к тому, что наступит следующий год, а у нас часть гастролей, посвященных нашему 50-летию, перенеслись туда, потому что в этом году не уместились. Америка, например, и Европа будут уже в 20-м году.
Мы готовим к выпуску праздничную коробку из 5 дисков с антологией такой лучших песен.
– Там будут новые или старые?
– Там будут и новые, и старые. А поскольку по звучанию они очень отличались… Писали мы первые песни черт знает на чем, а последние писали нормально. Кутиков бедный сидел несколько месяцев и, насколько возможно, все это приводил к общему такому акустическому знаменателю. Судя по всему, у него хорошо получилось.
– На другие планеты вы не полетите?
– А надо?
– Я не знаю.
– Думаю, что по возрасту не возьмут все-таки.
– А теперь можешь, наконец, сделать и серьезное заявление…
– А до этого были несерьезные?
– А разве нет?
– Да!
– Дорогие читатели и слушатели радио «Комсомольская правда»!
Я знаю, как сегодня трудно услышать то, что от вас хотят, чтобы вы услышали. А я очень хочу, чтобы вы услышали, что 29 июня «Машина времени» ждет вас всех на стадионе «Спартак Арена Открытие», потому что там будет происходить главный концерт нашего тура, посвященного 50-летию нашей команды. Приходите, пожалуйста…
* * *
– Андрей! Может, пора и признаться? Почему масса групп разбежались? А «Машина» – все едет. И – даже не скрепит…
– Да кто же это знает?
– Ты не отвечаешь на вопрос, почему вы остались, почему вы на острие.
– Давай я тебе расскажу. Надо каждое утро есть кефир с грецкими орехами. И группа твоя доживет до 50 лет.
– Ясно. То есть ты опять уходишь от ответа.
– Ну, я не знаю! Так получилось. Повезло.
– Знаешь. Просто не хочешь, чтобы другие повторили вашу судьбу.
– Конечно. Я страшно жадный, как говорят, и очень недобрый человек. (смеется)
– (тоже смеюсь) Наконец-то Макар раскололся… Ты, видимо, не хочешь, чтобы остальные тоже были такие выживаемые, чтобы оставались на плаву.
– Я не хочу? Мечтаю об этом.
…И СНОВА ОБ УКРАИНЕ И ДОНБАССЕ
«С Зеленским мы встречались много раз…»
– И все же, вот на Украине – что, Андрей?
– А что? Выбрали замечательного парня молодого, который пытается эту махину, во многом такую же советскую, как и наша, перевернуть и поставить с ног на голову. Ему очень трудно.
– А ты, кстати, с ним знаком? С Владимиром Александровичем Зеленским…
– Конечно. Он же кавээнщик старый. Потом – «95-й квартал». Конечно, мы встречались много раз.
– А сейчас ты ему не звонил?
– Зачем я буду отрывать его от важных государственных дел?
– Скажи, что ждет его?
– Я не знаю, я не пророк. Я ему сочувствую. Я прекрасно понимаю, как ему тяжело.
– Может быть, ему надо посоветоваться с Макаревичем?
– Нет, не надо ему со мной советоваться. Потому что в этом я совсем не силен.
– Смотри, сколько артистического народа из России не пускают на Украину. И не только артистов, но и писателей, художников…
– Заметь, что все эти истории были сделаны не Зеленским, а Порошенко. Но согласись, что человек, впервые в жизни придя в политику и сев на самое главное место, не может за месяц или за два взять и все исправить, чтобы всем всё нравилось. Я думаю, что дойдут у него руки и до этого тоже. Предполагаю, что ему сейчас более важные вопросы приходится решать. Но и до этого дойдет, я уверен.
– Скажи, он на тебя какое производил раньше впечатление?
– Очень хорошее.
– Ты считаешь, это действительно президент?
– Да. А что, президент из какого-то другого материала должен быть сделан? Президент должен быть честным, образованным, интеллигентным человеком. Этого вполне достаточно. Честным – на первом месте.
– Из наших кто-то может достичь таких высот?
– Кто угодно. Ты много знаешь честных людей? Я довольно много знаю.
– Да, у нас очень много честных людей.
– Вот видишь. Любой из них вполне может стать президентом. Поэтому эти разговоры: если не Иван Иванович, то кто? – они глубоко некорректны.
– Сколько уже Зеленский занимает эту должность…
– Ничего еще. Считай. Когда инаугурация была?
– До сих пор гибнут люди.
– Очень легко говорить со стороны, сидя у себя на диване или на радио перед микрофоном. Мы не знаем и десятой части истинных деталей происходящего ни с их стороны, ни с донецкой. Я не могу себе позволить рассуждать о чем-то, если я некомпетентен. Вот если бы передо мной была вся информация, я бы, наверное, сначала ужаснулся… И в этой ситуации не стал бы давать ему советы.
Потому что кто я такой, чтобы давать ему советы. Я тебя уверяю, что Зеленский это не тот человек, который хочет войны. Вот я тоже очень не хочу, чтобы война продолжалась, потому что она бессмысленна. Потому что рано или поздно она все равно прекратится, ибо не бывает вечных войн. И протяженность ее будет связана только с бОльшим количеством погибших и пострадавших. Ты со мной согласен?
– Я с этим согласен.
– Нас уже двое. Видишь, как хорошо.
– Но, с другой стороны, я помню… Я 9 раз ездил с Иосифом Давыдовичем Кобзоном туда. И однажды я вроде его даже уговорил: давайте Макаревича с собой возьмем. Я тебе позвонил и хотел вас соединить, а ты отказался.
– Нет, я не отказывался.
– Ты сказал: «Я не хочу даже и говорить с Кобзоном».
– Неправда. Я сказал, что если меня Кобзон позовет… А Кобзон написал в газете (заявил в интервью «Комсомольской правде» – А.Г.) , что «я готов позвать», но что-то не позвал.
– Я хотел тебя соединить, а ты сказал: «Я не хочу с ним разговаривать».
– Неправда. Я с Кобзоном не хочу разговаривать? У нас с ним были прекрасные отношения.
– Он на меня обижался, что я с Макаревичем дружу.
– Не думаю. У меня с ним были нормальные отношения.
– А сейчас ты мог бы поехать?
– Нет, пока я туда не поеду.
– Почему?
– Потому что мне хотелось бы сначала иметь более реальную картину того, что там происходит, чем та картина, которую нам предоставляют. Я не всему верю из того, что нам рассказывают.
– А ты не боишься, что потом поздно будет, и еще уничтожат там столько народа?
– А ты думаешь, я туда поеду – и война сразу прекратится, что ли?
– Нет, не прекратится. По крайней мере, ты не один поедешь.
– А с кем?
– Мы с тобой поедем.
– Тогда точно прекратится. Пойдем, взявшись за руки.
– Другие артисты из твоего лагеря…
– Друг мой, если бы артисты прекращали войны, в мире бы уже давно не было войн.
– Ты хочешь сказать, что Зеленский не сможет прекратить войну?
– Я надеюсь, что там все прекратится. Потому что все уже понимают бессмысленность этой затеи.
– Я вспоминаю один из твоих благотворительных концертов, где Доктор Лиза собирала деньги детям Донбасса. И пел Макаревич.
– Да.
– Что, у тебя тогда временное раздвоение произошло?
– Почему раздвоение? Дети везде дети. Ты о чем говоришь?
– О том, что ты работал на Донбасс.
– Дети везде дети – и на Донбассе, и в России, и в Мозамбике, и в Украине. Я не делаю различий для детей никаких.
– Поэтому можно ожидать, что Макаревич все-таки повернется лицом к Донецку, к ДНР, ЛНР?
– Уже поворачивался. Хорошо, что вспомнил.
– И это было уже не раз.
– Да…
ВОПРОСЫ НА ЗАСЫПКУ…
«Вот пришел и молодюсь тут»
– Ты говоришь: классовая сущность, классовый характер, тебя это не интересует. А ты себя позиционируешь как – ты из крестьян, из кузнецов?
– Ну, давай так. По отцовской линии это всё крестьяне из Западной Белоруссии, хуторяне. Мама – потомственный медик, бабушка жила под Витебском. У нас была небогатая интеллигентная московская семья. Жили мы на Волхонке. Родители пахали с утра до ночи. Воспитание я получил, по-моему, очень хорошее. Машины у нас никогда не было.
– Поэтому ты назвал свою группу «Машина времени»?
– Нет, не поэтому. Я просто читаю иногда, что «Макаревич из богатой семьи»…
– А ты богатый сейчас?
– С какой цифры богатство начинается?
– Не знаю. У тебя есть особняк.
– Особняк? Особняка у меня нет. У меня есть загородный дом, в котором я живу.
– Сколько этажей?
– Три маленьких этажа, но один из них – это мастерская. Так что жилых два. Зато у меня нет в Москве квартиры.
– У тебя горничная, сторож?
– Есть, конечно, сторож.
– Горничная?
– Нет, горничной нет.
– Повар?
– И повара нет. Глупо мне еще и повара брать. Слушай, я живу один, зачем мне повар?
– Некоторое время назад ходили такие сведения, что ты уже не один.
– Ты, Гамов, не похож на журналиста газеты «СПИД-Инфо».
– Меня просили узнать. Ты прошлый раз ушел и был в этом плане неискренен, и сейчас уходишь.
– Я совершенно не обязан на такие вопросы отвечать. Мало того, я считаю, задавание таких вопросов признаком дурного тона.
– Что, так им и сказать, тем, кто просил меня задать этот вопрос?
– Так и скажи им. Личная жизнь, знаешь, почему называется личной? Потому что она личная.
– Что ты себе готовишь дома?
– Яичницу.
– А кроме этого?..
– Себе ничего. Когда гости приходят, тогда…
– Яичницей кормишь?
– Нет. Тогда в зависимости от того, кто и сколько гостей, я решаю, что делать. И какая погода, и можно ли мангал разжечь, например, сесть на терраске. Ну, не голодаем. Вот в пиджаке новой к тебе пришел. Ромарио подарил, кстати.
– Футболка тоже новая.
– Футболка куплена 100 лет назад в Сан-Франциско, во время гастролей «Машины». То есть ей лет 20.
– У тебя башмаки новые сегодня. Ты во всем новом пришел.
– Это не башмаки. Это кроссовки. Это называется молодиться. Вот пришел и молодюсь тут.
– Какие вопросы – дурацкие, не дурацкие, умные, не умные – я тебе сегодня не задал?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Да.
– Откуда же я знаю. Я сам себе вопросы не задаю.
– Сколько в сутки ты спишь?
– Часа четыре.
– Высыпаешься?
– Нет.
– А потом где добираешь?
– В машине.
– Как Кобзон. Когда я с ним ездил, он всегда в машине репетировал.
– Я его понимаю.
КСТАТИ
«Господи, я же знал, куда шел…»
– Скажи, Андрей, как твои близкие, дети? Внуков нет пока?
– (задумчиво). Здесь нет.
– А где?
– В Америке внуки. Младшей 11, старшей 17, и парню 19. Это дети американского мужа моей дочери Даны.
– Как их зовут?
– О, господи…
– Наконец-то я Макаревича поставил в тупик!
– Мне стыдно… Это не старческая деменция, это рассеянность внимания.
Макаревич немного напрягает память и наконец докладывает:
– Маленькая – Сара. Старшая – Эмма, она недавно колледж окончила. А парень – Джимми, он баскетболист.
– Они знают, что у них дедушка – музыкант?
– Конечно. Мы же в Америке играли много раз, они приходили. Приедут и на наш юбилейный концерт.
– Как они оценивают твою музыку?
– Им нравится. Но они все по-своему слышат. Они русского не знают. Может, Саш (смущенно), все же вырежешь это из нашего юбилейного интервью?
– Ничего вычеркивать не будем! А то ты идеальный получишься.
Макаревич (в сторону):
– Господи, ну, я же знал, куда шел. И – вот!..
Поделиться видео </>
xHTML-код
Андрей Макаревич о юбилее «Машины времени», Украине, личной жизни и внуках.Легендарный музыкант накануне 50-летия своей группы дал откровенное интервью обозревателю «КП» Александру Гамову
ИСТОЧНИК KP.RU
Если Вы хотите, чтобы мы разместили Ваш уникальный материал на любую тему на нашем портале, присылайте тексты на почту news@novostibreaking.ru.
Подписывайтесь на наш Телеграм чтобы быть в курсе важных новостей.
